|
Андрей Андреевич Вознесенский
|
Ко мне является Флоренция,
Фосфоресцируя домами,
И отмыкает, как дворецкий,
Свои палаццо и туманы.
Я знаю их, я их калькировал
Для бань, для стадиона в Кировске.
Спит Баптистерий — как развитие
Моих проектов вытрезвителя.
Дитя соцреализма грешное,
Вбегаю в факельные площади.
Ты калька с юности, Флоренция!
Брожу по прошлому!
Через фасады, амбразуры,
Как сквозь восковку,
Восходят судьбы и фигуры
Моих товарищей московских.
Они взирают в интерьерах,
Меж вьющихся интервьюеров,
Как ангелы или лакеи,
Стоят за креслами глазея.
А факелы над черным Арно
Невыносимы —
Как будто в огненных подфарниках
Несутся в прошлое машины!
— Ау!— зовут мои обеты,
— Ау!— забытые мольберты,
И сигареты,
И спички сквозь ночные пальцы.
— Ау!— сбегаются палаццо,
Авансы юности опасны —
Попался?!
И между ними мальчик странный,
Ещё не тронутый эстрадой,
С лицом, как белый лист тетрадный,
В разинутых подошвах с дратвой —
Здравствуй!
Он говорит: «Вас не поймешь,
Преуспевающий пай-мальчик!
Вас продавщицы узнают.
Вас заграницы издают.
Но почему вы чуть не плакали?
И по кому прощально факелы
Над флорентийскими хоромами
Летят свежо и похоронно?!»
Я занят. Я его прерву.
В 10.30 — интервью...
Сажусь в машину. Дверцы мокры,
Флоренция летит назад.
И, как червонные семерки,
Палаццо в факелах горят.
1962
|
